Поведение китайцев было обдуманным, но предсказуемым. Два разведывательных бронетранспортёра становились рядом. Остальные ставились в стороне, но один обязательно в трехстах метрах сзади, чтобы прикрыть тыл. Экипаж каждого бронетранспортёра оставался вместе, как единая группа. Каждый экипаж зажигал маленькую керосиновую лампу, чтобы разогреть рис – наверно, рис, думали русские.

Затем они располагались на четыре или пять часов сна, пробуждались ранним утром, готовили завтрак и двигались вперёд ещё до рассвета. Если бы они не были врагами, их подготовка и строгая дисциплина могли бы вызвать восхищение. Вместо этого Буйкова не оставляла мысль, что было бы неплохо примчаться на двух или трех своих разведывательных бронетранспортёрах к завоевателям и уничтожить их гусеничные машины огнём из скорострельных 30-миллиметровых пушек. Но Александров не позволит этого. Всегда можно положиться на офицеров, чтобы они не давали сержантам возможности сделать то, что им так хочется.

Капитан и его сержант вернулись на север к своему бронетранспортёру, оставив трех солдат наблюдать за «гостями», как называл их Александров.

– Как чувствуешь себя, сержант? – спросил офицер тихим голосом.

– Неплохо бы поспать. – Буйков оглянулся. Теперь между ними и чинками пролегала возвышенность вдобавок к деревьям. Он закурил и глубоко затянулся сигаретным дымом. – Это более тяжёлая работа, чем я ожидал.

– Почему ты так думаешь?

– Видите ли, товарищ капитан, я всегда думал, что наша задача заключается в том, чтобы убивать врагов. Нянчиться с ними намного труднее.

– Это верно, Борис Евгеньевич, но не забудь, что если мы будем хорошо исполнять порученное нам задание, то наша дивизия убьёт не одного и не двух.

– Да, товарищ капитан, но мы вроде как фотографируем волка, вместо того чтобы прикончить его.

– Люди, которые снимают хорошие фильмы о жизни дикой природы, выигрывают премии, сержант.

«У капитана странная привычка, – подумал Буйков, – он всегда пытается разъяснить что-то. Словно он старался быть учителем, а не офицером».

– Что у нас на ужин?

– Тушёнка и чёрный хлеб, товарищ капитан. Есть даже немного масла. Но нет водки, – печально добавил сержант.

– Когда все это кончится, я позволю вам напиться, Борис Евгеньевич, – пообещал Александров.

– Если мы доживём до этого, я провозглашу тост за ваше здоровье.

Бронетранспортёр стоял на том же месте, где они оставили его, и экипаж накрыл его маскировочной сеткой. Зато достоинством этого офицера является то, – подумал Буйков, – что он даёт возможность своим людям выполнять порученные им обязанности без крика и жалоб. Дед говорил о таком же чувстве настоящей товарищеской солидарности, когда рассказывал свои бесконечные истории о том, как громили немцев по пути к Вене, в точности как в военных кинофильмах, – вспомнил сержант.

Чёрный хлеб, завёрнутый в пластик, оказался вкусным, а тушёнка, разогретая на их собственной маленькой керосиновой печке, была совсем неплохой. По крайней мере, собаки ели бы её с удовольствием. К тому времени, когда они кончили ужинать, появился сержант Гречко. Он был командиром бронетранспортёра №3 и нёс…

– Неужели это то, о чём я думаю? – спросил Буйков. – Юрий Андреевич, а ведь ты настоящий товарищ!

Это была пол-литровая бутылка водки, самая дешёвая «ВОДКА», как её называли, запечатанная «бескозыркой» – после того, как её срывали, закрыть снова бутылку было уже нельзя.

– Кому пришла в голову эта мысль? – потребовал ответа капитан.

– Товарищ капитан, сейчас холодная ночь, а мы русские солдаты, и нам нужно что-то, чтобы согреться и расслабиться, – объяснил Гречко. – Это единственная бутылка во всем подразделении, и, по-моему, глоток нам не повредит, – высказал разумную мысль Гречко.

– Ну, ладно. – Александров протянул свою алюминиевую кружку и получил примерно шестьдесят граммов. Он подождал, когда весь экипаж получит свою порцию, и увидел, что бутылка опустела. Они дружно выпили, и действительно, это пришлось по вкусу русским солдатам, исполняющим в сибирском лесу свой долг ради матери-родины.

– Завтра нам нужно пополнить баки, – сказал Гречко.

– Автозаправщик будет ждать нас в сорока километрах к северу, у сгоревшей мельницы. Мы поедем туда по одному и будем надеяться, что наши китайские друзья не окажутся излишне амбициозны в своём продвижении.

– Это, должно быть, ваш капитан Александров, – сказал майор Таккер. – Тысяча четыреста метров от ближайшего китайского бронетранспортёра. Очень близко, – заметил американец.

– Он хороший парень и отличный офицер, – сказал Алиев. – Только что докладывал обстановку. Китайцы выполняют порученное им задание с поразительной точностью. А где сама армия?

– В двадцати пяти милях позади передового дозора – или в сорока километрах, по-вашему. Они тоже останавливаются на ночь, но даже разжигают костры, словно хотят показать нам, где находятся. – Таккер подвигал мышкой и нашёл лагерь китайской армии. Сейчас дисплей был зелёного цвета. Китайские бронированные машины светились ярким светом, особенно машинные отделения, все ещё раскалённые от дневной работы.

– Удивительно! – произнёс Алиев, не скрывая искреннего изумления.

– В конце 1970-х годов мы решили, что будем наблюдать за противником и ночью, когда больше никто не может. Потребовалось некоторое время, чтобы разработать соответствующую технологию, но теперь, клянусь господом богом, она работает превосходно. Все, что нам нужно сейчас, это несколько «умных поросят».

– Что?

– Вы увидите их, полковник. Обязательно увидите, – пообещал Таккер. Наилучшее изображение поступало от «Грейс Келли», снабжённой лазерным целеуказателем, летящей сейчас на высоте 62 тысячи футов и смотрящей вниз своими камерами ночного видения. Под управлением Таккера беспилотный самолёт-разведчик продолжал полет на юг, завершая облёт китайских частей, продвигающихся в Сибирь. Сейчас на реке Амур было шестнадцать мостов, но самым уязвимым местом был Харбин, дальше к югу, на китайской территории. Там находилось множество железнодорожных мостов между Харбином и Бейаном, конечной станцией железнодорожной линии жизни Народно-освободительной армии Китая. «Грейс Келли» видела огромное количество поездов, главным образом с дизельными локомотивами впереди, но было и немало старых паровозов, работающих на каменном угле. Их вывели из резерва для того, чтобы непрерывно доставлять на север оружие и снаряжение. Наибольший интерес вызывали недавно построенные поворотные круги, где цистерны разгружали что-то, скорее всего дизельное горючее, в какой-то трубопровод, над которым напряжённо работали китайские инженеры, продвигая его на север. Это они скопировали у Америки.

Американская и британская армии сделали то же самое в Нормандии, прокладывая трубопровод на восток к линии фронта в конце 1944 года, и это, знал Таккер, была цель, заслуживающая особого внимания. Дизельное горючее не было просто пищей полевой армии. Это был воздух, которым она дышала.

Всюду виднелись толпы ничем не занятых людей. Рабочие, наверно привезённые сюда для ремонта гусеничных машин и основных железнодорожных мостов. Рядом с ними размещались зенитные батареи и батареи ракет «земля-воздух». Значит, Джо Чинк понимал важность мостов и делал все возможное, чтобы защитить их.

Можно подумать, что это им поможет, – подумал Таккер. Он снял трубку спутникового телефона и обсудил полученную информацию с персоналом в Жиганске, где генерал Уоллас составлял свою книгу целей. Железнодорожники на земле явно беспокоились относительно обслуживания продвигающейся Народно-освободительной армии, но для майора Таккера все это выглядело как множество целей. Для точечных целей он хотел использовать умные бомбы J-DAM, а для целей, занимающих большие площади, «умных поросят» – J-SOW, разбрасывающих сотни маленьких бомбочек по большой площади. И тогда Джо Чинк получит сокрушительный удар в подбородок. К тому же, по всей видимости, НОА, подобно всем полевым армиям, имела «стеклянный» [83] подбородок. Если нанести по нему достаточно сильный удар…